Хождение по Млечному пути - Алена Даль

Бильбао поражает меня своей… нет, не красотой или стариной, а редкой фотогеничностью. С любого ракурса город безупречен! Нет здесь никаких особых древностей, за исключением пары церквей, нет раскрученных маршрутов или известных курортов. Зато есть Музей Гуггенхайма,14 ставший с 1997 года главным туристическим магнитом города, а может быть и всей Страны Басков. Он же является хрестоматийным объектом изучения для студентов – будущих архитекторов и градостроителей. Дуняша в прошлом семестре сдала экзамен, и знает множество подробностей, которыми охотно делится со мной. Несмотря на астрономическую цифру бюджета, который еще на этапе проектирования «лопнул по швам», превысив в разы первоначальный план,15 отцы города ни разу не пожалели о потраченных средствах. В первый же год оглушительный успех – больше миллиона посетителей! Ставший в одночасье знаменитым Музей ежегодно приносит в казну Бильбао 30 миллионов евро, так что коммерческая состоятельность проекта не вызывает сомнений! Хотя риски были колоссальные.

Автор замысла – амбициозный архитектор, американец Франк Гери – не признавал компьютерного проектирования, а когда помощники оцифровывали его гениальные идеи, часто выяснялось, что они… ну никак не реализуемы из-за отсутствия соответствующих технологий. Приходилось по ходу дела изобретать и технологии. Все архитектурно-технологические изыскания в итоге вылились в уникальную концепцию. Каждая металлическая пластина, из которых «сшито» здание, имеет индивидуальную форму и размеры, а между собой они скреплены наподобие рыбьей чешуи. Тончайшая «чешуя» сделана из дорогого сплава титана с цинком. Кое-где металл оттенен редким пористым известняком, специально доставленным с другого конца Испании – из Андалусии. Кто-то сравнивает силуэт сооружения с кораблем, кто-то с раскрывшимся цветком. Лично мне он напомнил мятую фольгу от гигантской шоколадки, но очень красиво, художественно измятую!

Внутри – царство стекла и стали, стерильного простора и искаженного пространства. Разнокалиберные залы начинены работами Пабло Пикассо, Жана Миро, Василия Кандинского, Энди Уорхолла и более молодых представителей современного искусства. Дуняша называет незнакомые имена молодых авторов и бойко перечисляет свежие экспонаты. Ассоциативные скульптуры и психоделические инсталляции придутся по душе адептам течения new-age и любителям смелых арт-экспериментов. Что до меня – слишком уж напоминает то больничную палату, то стальные лабиринты подсознания, то безразмерную комнату в процессе бесконечного ремонта. Не хотелось бы вдаваться в искусствоведческую полемику, но, с моей точки зрения, уместнее говорить о развлекательной функции Музея Гуггенхайма, нежели о художественной ценности его содержимого.

Неоспоримым преимуществом эпатажного Музея является его идеальное местоположение на берегу реки Нервьон, среди других дизайнерских зданий, танцующих небоскребов, изящных дорожных развязок и воздушных мостов. Да и весь Бильбао – это эклектичный сплав архитектурных стилей от раннего средневековья до антиисторического hi-tech. Современные дома, сооружения и скульптуры с филигранной точностью вписаны в столетиями существующую структуру города. Например, вход в метрополитен оформлен как своего рода «тоннель времени», проходящий сквозь бережно отреставрированную средневековую стену в стеклянно-зеркальное нутро будущего. Тринадцатиметровый «Щенок» Джеффа Кунса, сотканный из пестрых вечноцветущих растений, смягчает угловатую жесткость Музея Гуггенхайма. Выразительные дизайнерские акценты в сочетании с идеальной ухоженностью делают мегаполис на редкость свежим и праздничным. Быть может, в этом секрет его обаяния и фотогеничности? Наверное, город стремится походить на своих жительниц – очаровательных и утонченных басконок, коим не чужд стилевой эксперимент и по душе эклектика! Взять хотя бы Дуняшу, юную баскскую красавицу – синеокую, точеную, с высокими скулами, бархатной кожей и вороным хвостом густых волос, дерзко хлещущим по лицу, когда она слишком резко поворачивается! Ее мать Урдина – так же хороша и синеока, но зрелый возраст и жизненный опыт делают ее портрет более женственным и мягким. Хотя и она склонна к бурным проявлениям эмоций и спонтанным поступкам. На улицах Бильбао множество девушек и женщин, внешность которых достойна не только обложек глянцевых журналов, но и полотен великих мастеров-живописцев и резцов гениальных скульпторов.

Часы бегут незаметно… В три назначен общий сбор возле «Щенка». Учитывая, что баски самые пунктуальные среди всех жителей Испании, мы с Эррандо и Дуняшей торопимся к месту встречи. Навстречу нам плывет разрумянившаяся Урдина со счастливой улыбкой и ворохом разноцветных пакетов! Через некоторое время появляется и Бишинго, издалека салютуя рукой. Все вместе мы направляемся в одно из близлежащих кафе, которое он заранее присмотрел.

Внутри оно кажется темным и неопрятным. Я с сомнением поглядываю на Эррандо, указывая глазами на замусоренный пол.

– Не волнуйся! – успокаивает меня старик, – это очень хорошее кафе.

– Я отлично знаю хозяина, – уверяет Бишинго.

– Мы с друзьями здесь часто бываем, – добавляет Дуняша.

Урдина же безмятежно улыбается и согласно кивает.

Я полностью доверяюсь выбору моих спутников, и мы рассаживаемся за столом. Перед нами появляется бутылка чаколи, сыр из козьего молока и «пиперада»16 – местная закуска из лука и перца. Вскоре мои сомнения относительно заведения полностью развеиваются. Баскская кухня, с которой я имела честь познакомиться вчера в пескадерии Бишинго, вновь подтверждает самые лестные эпитеты в свой адрес. Эррандо объясняет, что популярность кафе в Стране Басков (это относится и ко всей Испании), вкус и качество подаваемых там блюд и напитков можно определить по количеству мусора под столом и возле барной стойки. Местные не особо церемонятся, куда выбросить использованную салфетку. Как куда? – на пол! Вопрос, стоит ли поднимать упавшую вилку, неуместен: конечно, не стоит, пусть себе лежит. Хозяева не убираются не потому, что лень – так проще показать число обслуженных (а значит, довольных) посетителей.

Вновь прибывшие гости обязательно обращают внимание на эту деталь. Так что легкий беспорядок на полу здесь никого не смущает, а, напротив, доказывает заслуженную популярность заведения. Позже на одной из площадей Бильбао я нашла оригинальную скульптуру – памятник скомканной бумажке на полу!

На самом видном месте в баре стоит странный стеклянный сосуд, похожий на пузатую колбу из кабинета химии, с длинным, как у церемониального японского чайника, носиком. Сверху «колба» имеет маленькое отверстие, плотно закупоренное пробкой.

– Что это? – обращаюсь я к Бишинго.

– Парон, – отвечают баски хором и принимаются наперебой объяснять мне назначение этого затейливого приспособления.

Парон для испанца что-то вроде трубки мира для индейца: из него пьют вино, пуская по кругу и заливая тонкой струйкой из носика прямо в рот. Кстати, парон может быть и кожаным, в виде походного бурдюка, тогда он называется «бота». Совместное питие из общего сосуда – символ полного доверия и миролюбивых помыслов выпивающих. Эта древняя баскская традиция прижилась по всей Испании.

Тут же Бишинго подзывает бармена, тот наполняет колбу доверху вином, и оба друга начинают демонстрировать парон в действии. Получается весело и смешно. Два почтенных старика, сняв береты и выпятив по-молодецки грудь, начинают по очереди метиться винной струей в разверзнутое отверстие рта. Открывать рот слишком широко вроде как неудобно, а не откроешь как надо – можно ненароком облиться. Но мои опасения оказываются напрасными: процесс пития превращается в веселое зрелище, за соседними столиками начинают аплодировать. Вскоре из парона отпивает и Урдина, потом, получив молчаливое согласие матери, Дуняша. Наконец, сосуд переходит в руки ко мне. Мои друзья-баски начинают скандировать что-то типа «пей до дна!», и мне не остается ничего другого, как последовать их примеру и пустить струю вина себе прямо в открытый рот. Сделать это оказывается непросто, зато остаток дня горжусь собой за то, что не струсила!

А потом разворачивается настоящий театр абсурда. В обеденный зал входит мужчина в красном бархатном берете. Мое внимание привлекает не только яркий головной убор и баскетбольный рост баска, но и цвет его глаз: один – карий, другой – голубой. Он не спеша осматривается по сторонам и выбирает столик где-то у меня за спиной. Потом этот же мужчина заходит еще раз. Ну, думаю, наверное, я не заметила, как он выходил. Но когда он появляется снова в третий раз и тем же самым жестом потирает шею, я не на шутку беспокоюсь за свое душевное здоровье. То ли, будучи натурой впечатлительной, я насмотрелась психотропных инсталляций и перегуляла в стальных лабиринтах Музея Гуггенхайма, то ли винопитие из парона имеет свои особые, плохо изученные свойства, но мне становится как-то не по себе. И только обернувшись назад, я вздыхаю с облегчением: за дальним столом сидят три пригожих баска – тройня с одинаково разноцветными глазами, уже без беретов, но похожие друг на друга как две – нет, три! – капли воды.